Как все начиналось
В 1968 году Виктор Сергеевич Попов преподавал в Гнесинском институте, который я заканчивала по классу «дирижер хора». И он пригласил меня поработать во Дворец пионеров. Так началось наше сотрудничество. Но вскоре он оттуда ушел — детская редакция Гостелерадио предложила ему создать новый детский хор. Это был апрель 1970 года. К работе он подключил и меня.
Хор решили делать из нескольких групп. С основной группой проблем не возникло. Она создалась из девочек, которые пели когда-то в его хоре. Они уже закончили десять классов и занимались у Попова в хоровом обществе. Состояла их группа из 60 человек и называлась «Юность».
Хормейстером старшей группы стал испанец Хосе Петрович Фелиппе. А мне досталась младшая группа.
Хор создавали своими собственными усилиями. Сначала для занятий выбрали базовую школу. Ею стала школа № 637 в Проточном переулке. Директор этой школы разрешил нам снять помещение для занятий хора. Потом мы стали объезжать все школы в пределах Садового кольца, чтобы детям было удобно добираться, и устраивали там прослушивания. Приходили, говорили, что организовывается хор и в него приглашаются ребятишки, которые хотели бы петь. Назначали день прослушивания.
Прослушивали так: есть голос и слух — приглашали в хор. Набрали человек 70-80.
Виктор Сергеевич так сказал: чтобы что-то получилось, надо лет семь. Но наших результатов никто ждать не собирался... И уже в ноябре 70-го нас заставили в Останкино показать свою работу.
Переезды
В школе в Проточном переулке мы просуществовали лет, наверное, пять или шесть. Потом нас оттуда попросили. Мол, своих дел хватает, драмкружок... Начали опять ходить и искать. Нашли рядом — школа № 69 в переулке Воеводина. Там мы прозанимались, наверное, лет 10. Потом там какое-то училище вдруг возникло, и нас оттуда тоже попросили.
А как раз в то время у нас пела девочка, мама которой была директором школы на Ленинском проспекте, за магазином «Тысяча мелочей». Она нас и приютила.
Там тоже, по-моему, лет пять прозанимались. А где-то в 80-м году нас на какое-то время поселили на Кутузовском проспекте, рядом с домом, в котором жил Брежнев и во дворе которого был Дом пионеров.
Потом нам повезло. Моисеевский танцевальный коллектив, который базировался в школе № 1113, предложил нам поселиться в этой школе.
Но сейчас эту школу собираются закрыть, и где мы будем обитать дальше, пока не известно.
Репертуар
Песни у нас появлялись так. Разные поэты и композиторы приносили в детскую редакцию Гостелерадио свои произведения. Поскольку мы считались детищем детской редакции, мы должны были обслуживать в первую очередь ее. А там были такие передачи как «Пионерская зорька» и «Ровесники». Вот для них мы все и писали. Нам давали клавиры, мы быстро их разучивали, записывали, и эти песни сразу шли в эфир.
Новые кадры
По всей Москве расклеивали афиши, что Большой Детский Хор производит набор детей. По радио делали объявления... Детская редакция пускала в эфир наши записи и объявляла, что у нее есть хор, вот он звучит так-то, и тут же приглашали на прослушивание. И постепенно начали год от года туда стекаться дети.
И вот начиная уже где-то с третьего-четвертого года нашего существования к нам повалил народ. Очереди стояли во время приема от первого до четвертого этажа. Было три тура приема. Сначала отбирали: просто слушали подряд — есть слух, нет слуха, лучше, хуже... Лучших приглашали на второй тур. Там мы отбирали самых ярких.
А третий тур проводил уже сам Попов.
Парамонов
Сережу Парамонова на прослушивание привезла бабушка. Он тогда учился в музыкальной школе на баяне. К нам попал, учась в четвертом классе. Приняли его в младшую группу хора.
Первая с ним была запись — «Антошка». Но заявил он о себе, когда Шаинский написал «Крокодила Гену» и сделал вариант с хором для «Песни года». А потом уже была «Улыбка»... А далее авторы произведений стали писать уже специально для Парамонова.
Где-то после 75-го года, что у него началась мутация голоса. Но поскольку он был талантливый парень, пытался музыку сочинять, помогли ему поступить в Ипполитовское училище, на дирижерско-хоровое отделение. Два года он там учился, а потом ушел. Начал музыку сочинять, играть в каком-то ансамбле...
Потом, когда хору было 25 лет, мы его пригласили на юбилей. Он пришел к нам на концерт, спел, рассказал, что женился, что должен родиться ребенок...
А потом случилась беда. Сережа умер. Это было 15 мая 1998 года. Умер он дома, от сердечного приступа, а не потому, что спился, как писали в газетах.
Гастроли
Первые гастроли были с группой «Юность». В 1971 году поехали в Томск. Интересная была поездка. Девочки до сих пор ее вспоминают.
Жили в железнодорожном вагоне. И вдруг среди ночи стук в дверь. Взрослых мужчин внутри вагона — только двое. Испугались, короче. Но все обошлось — оказалось, это благодарные зрители принесли мешок кедровых орехов и живого зайца. В общем, проняли томичей так, что они полюбили наш хор навсегда.
В августе 1972 года ездили на международный конкурс в Италию. И там первый раз стали лауреатами
А впервые как Большой Детский Хор мы выезжали в 1973 году — в Братиславу, на встречу детских радиохоров. Но там никаких премий не давали. Просто каждый хор выступал, а потом был гала-концерт.
Вообще же система была такая. Радиохоры встречаются в какой-нибудь стране и выступают. А один год привозят только записи и устраивают конкурс этих записей. В 1972 году Рубин написал десять произведений на стихи русских и советских поэтов. Эти записи Виктор Сергеевич повез на этот конкурс. Заявили о коллективе. Нас стали приглашать в разные страны. В 1975 году мы поехали в Германию, в Берлин. Взяли с собой маленького Димку Голова и Диму Викторова.
А летом в Артеке состоялся фестиваль «Салют, Победа!». Перезнакомились мы там практически со всеми хорами из соцстран. Потом ездили часто. Были в Праге, Будапеште, несколько раз в Германии, в Чехии, Словакии, в Венгрии...
А в 1977 году «по линии комсомола» Виктор Сергеевич поехал с хором в ФРГ.
В том же 1977 году, мы стали лауреатами премии Ленинского комсомола. Благодаря этому ездить по стране стали очень часто.
Будни
Фондовые записи шли постоянно. Намечается какое-нибудь событие, например, открытие очередного съезда, — кто-нибудь сочиняет кантату в честь этого события. За два-три занятия с ребятами все выучивается и идем записывать. Сразу и быстро.
Вот идет запись несколько часов. Оркестранты: «Ой, ну мы должны там перекурить...». Виктор Сергеевич сразу: «Нет, никаких перекуров, а кому надо — уходите».
В общем, КПД был стопроцентный. Загрузка тоже была стопроцентная. Хор работал на полную катушку. Писали всё, что шло в детские радиопередачи.
Выступали очень часто — нас приглашали на все авторские концерты в Колонном зале: Пахмутовой, Колмановского, Блантера, Новикова...
Япония
В 1980 году нас пригласили в Японию. До Хабаровска мы летели самолетом, потом от Хабаровска до Находки ехали поездом. Японский импресарио мог платить только от Находки. А потом сели на наш теплоход «Байкал». Поплыли — начался восьмибалльный шторм...
Вообще, такая трудная поездка была первый раз. Многое было непродуманно. У нас же целые чемоданы костюмов. А нести-то их детям! И вот мы с этими чемоданами... А это же Япония, там все по минутам расписано... Было очень тяжело. Во второй поездке мы уже поставили условие, чтобы нам для чемоданов дали грузовичок.
<...>
Приехали как-то в Токио. Первое отделение отпели, наступил перерыв — не могу найти детей. Скоро второе отделение, а их нет нигде. Выясняется: все в туалете. Там, значит, входишь, нажимаешь на кнопочку — раздается звук водопада. После того, как все необходимое сделал, сиденье начинает крутиться и проходит какую-то санобработку. В общественном туалете! Вот все дети и сидели в туалете — кайфовали!
Помимо концертов были в Диснейленде. Но сами его не любили. Это же насыпной кусок земли в море. Там ни деревца... Пекло. Сковорода. Но детям, конечно, все интересно. Да и отдыхать им надо. Ведь за одни гастроли было до 50 концертов. Ну, 30-40 — точно.
Утром обычно кормили в гостинице, днем — в каком-нибудь кафе, а вечером, если мы приезжаем поздно после концерта, давали что-нибудь типа сухого пайка. Но это у нас сухой паек — «сухой паек». А у них — объеденье.
На концерт, если он начинался часов в шесть, нас привозили в три часа, чтобы мы могли порепетировать. Потом принимающая сторона обязательно накрывают какой-нибудь стол. Арбузы там, фрукты, чай — зеленый, черный, какой хочешь.
Работали обычно два отделения. В общей сложности по часу каждое. Акустика там замечательная.
Далее — везде
Потом начались приглашения в Южную Америку. Вот этот самый Доренко, которого вы прекрасно знаете, — это был наш первый переводчик, который нас туда возил. Да. Сережка Доренко, тот самый. Он работал переводчиком с испанского и был секретарем комсомольской организации.
Программы мы вели на языке страны, в которой выступали. А в этот раз наша девочка как-то невнятно читала. Язык, видимо, сложный для нее был. Ну Доренко и сказали: может, ты сам будешь читать? У тебя прекрасный дикторский голос, такой... это самое... баритон... внешний вид... все такое... И он выходил и читал программу: что за хор, названия произведений... Волновался очень.
Бразилия — это вообще сказка, это потрясающая страна. И у нас была поездка: Бразилия, Венесуэла, Эквадор и Перу — два с половиной месяца. И в Аргентину тоже ездили. Тоже Сережка устраивал.
Попов
Попова в хоре немного боялись. Зато дисциплина была железная. Ругал он их постоянно. Да и как еще ругал... Нет, это-то нормально все. Без этого нельзя. Мастер — он обязательно должен быть со стержнем.
Фольклорную группу, кстати, тоже Попов организовал. Это потом она отделилась, когда разогнали весь Комитет по радио и телевидению.
Сегодня
Раньше ведь как было: любой репертуар складывается из классики, народных песен и из «песен советских композиторов». Ну и специально для нас писали. Пахмутова например.
Сейчас новых авторов почти нет. Вот, например, приходит какая-то женщина... Она работает в мэрии Лужкова. И говорит: «Я композитор. Вот тут у меня кассета, это мои записи. Я и стихи сочиняю, и вообще все». Я говорю: «Ну напишите клавир». Она: «Я не умею». Но при этом они все считают себя музыкантами, которые могут предлагать. Может, и правда, у нее песни хорошие. Может, младшая группа их даже и споет, но это же совершенно непрофессиональный подход к делу.
Может быть, настоящие композиторы и есть, но ведь раньше им платили, а теперь они должны платить. Это тоже немаловажный фактор.
Но мы держимся на классике. Классика — это наше спасение. Без классики никуда не денешься. Мы всегда пели Бортнянского, Баха, Моцарта, народные песни.
Безусловно, детям интереснее петь простые песни. Когда они видят, что вот — учили, а вот уже спели, а вот им уже и похлопали, им это нравится. И на песнях таких легких, конечно, быстрее достичь результата... Но в то же самое время они очень любят и Баха и Моцарта.
Потому что понимают, классика есть классика.
Самодеятельность
Наш статус — самодеятельный коллектив. Детям за выступления ничего не платят. Но и они не платят за право петь в хоре. А ведь сейчас любой коллектив, какой существует, — и детский, и всякий — все за какие-то деньги работают. Хочешь петь, хочешь играть — плати, будешь петь и играть. У нас все бесплатно до сих пор. Главная же причина существования — авторитет Попова. Никуда не денешься.
Попов всегда работал «за бесплатно».
Сейчас мы никак не можем привыкнуть к тому, что мы чего-то стоим. Зарплата у нас у всех по тысяче триста рублей. Когда нам вдруг кто-то что-то предлагает и спрашивает, сколько нам за это заплатить, мы не можем определить сумму, которую мы можем получить.
2002 год.
|